![]() |
|
А. ЛЕВАНДОВСКИЙ |
То, что Российская империя неудержимо движется к краю пропасти, в начале XX века подобное ощущение становится все более распространенным в кругах тех, кто, так или иначе, управлял страной. Это ощущение проскальзывает между строк официальных документов, фиксируется в переписке и, конечно же, особенно ярко выражается задним числом - в записках и мемуарах. Объяснения катастрофическому процессу даются, естественно, самые разнообразные - и, зачастую, именно эти объяснения, исходящие от людей, несущих ответственность за то, что происходило в России, как нельзя лучше убеждают в неизбежности трагического исхода. В центре нашего внимания произведения, ставшие "классикой" литературы о политическом сыске: записки А.И. Спиридовича, воспоминания В.Д. Новицкого и А.Д.Герасимова. Все они составляют, на наш взгляд, нечто единое, своеобразную трилогию: и потому, что последовательно рассказывают об этапах в истории борьбы политического сыска с революционным движением, и потому, что в них просматривается движение "жандармской мысли", осознание происходящего - с одного уровня на другой. У авторов, как у всех жандармов, много общего - потомственное дворянство, военная служба до поступления в корпус и, главное - безоговорочно верноподданнические взгляды. "...Быв убежденным монархистом, воспитанным в духе полнейшего единодержавия, я представляю из себя человека, всецело преданного русской национальной идее, с которой шло мое служение родине и жизнь: и эта жизнь, и служение сливались в одно громадное целое, беззаветно преданное монархам и отечеству"./1/ Под этим высокопарным, но, несомненно, искренним пассажем из воспоминаний Новицкого, каждый из его коллег подписался бы не задумываясь. И, тем не менее, несмотря на это, казалось бы, определяющее сходство, наши авторы очень рознятся - вплоть до того, что представляют собой три различных и очень характерных типа, причем не просто жандармов-"сыскарей", но и государственных людей Российской империи. Начнем с В.Д. Новицкого, на протяжении многих дет возглавлявшего Киевское ГЖУ - и не только потому, что он старше своих коллег и описывает, в основном, события, происходившие в последней трети XIX века. Генерал представляется нам фигурой чрезвычайно цельной, мыслившей и действовавшей с максимальной простотой и прямолинейностью. Ему бы родиться пораньше... Мировосприятие Новицкого корнями своими уходит в "спокойную", стабильную дореформенную жизнь, в царствование Николая Павловича, когда теория "официальной народности" была последним словом государственной мысли, а III отделение собственной канцелярии - свежеиспеченным учреждениями. С точки зрения Новицкого, Российская империя, в принципе, спокойная, благоустроенная, счастливая страна, без каких-либо серьезных проблем - во всяком случае, в своих воспоминаниях он не касается общих вопросов государственного устройства и социально-экономического бытия России. Но это благополучие, по мнению генерала, как серной кислотой разъедается деятельностью "преступных элементов", которые проявляют себя в двух ипостасях. Прежде всего, это, конечно, революционеры - по мнению Новицкого, люди, вся деятельность которых определяется их исключительной испорченностью: "...дела о них свидетельствовали о полнейшем неуважении личных прав человека и о полнейшем забвении чувства собственного достоинства, выражавшихся в убийствах товарищей, лишь заподозренных, в обмане отцов, соблазне девиц, ограблении, воровстве и обмане целых обществ неразвитых людей, под видом политических целей, тогда как они были предпринимаемы из личных видов и выгод, для улучшения собственного материального положения я средств"./2/ При этом подобные деятели полностью оторваны от народа, а "интеллигентный класс", если и поддерживает их, то по недоразумению своему, не понимая, что "борьба с социалистами была поднята правительством за общество..."/3/ С подобным злом, которое, в принципе, легко искоренимо, необходимо, считает Новицкий, бороться беспощадно, традиционными методами, не вступая с ним ни в какие иные отношения, кроме чисто репрессивных. Именно так, единственно правильным образом, действовали, по мнению генерала, жандармские управления. И, несомненно, одержали бы победу, если бы зло не проникло в ряды самих борцов с "революционным хаосом и анархией"... Ключевой в воспоминаниях Новицкого является глава "С.В.Зубатов". Этого реформатора политического сыска генерал трактует, как чуть ли не главного потрясателя основ Российской империи. "... Зубатов жестоко обманывал и обманул высшие власти, не понявших еще и того, что в лице Зубатова был злейший противоправительственный деятель социал-революционер и безусловный террорист..."/4/ Вся деятельность его была направлена на то, чтобы разложить изнутри главную опору власти - политическую полицию, оттереть в сторону "честных и преданных", традиционно мыслящих жандармских офицеров - прежде всего на местах, в ГЖУ - и, наводнив революционное движение своими людьми - провокаторами, - манипулировать им в каких-то не вполне ясных, по Новицкому, но, несомненно, преступных целях. Подобный "анализ" кризисной ситуации, поначалу, производит впечатление горячечного бреда. Однако, психологически подобная фантастика вполне объяснима: Новицкий настрадался в неравной борьбе с новаторами политического сыска. Революционное движение конца XIX - начала ХХ века, приобретшее массовый характер и совершенно новые формы, явно вышло за пределы понимания старозаветного генерала. Он, совершенно очевидно, не справлялся с ним в своей епархии./5/ Новых же методов, предложенных Зубатовым, который стремился не столько подавить революционное движение, сколько овладеть им с помощью провокаторов, развратить изнутри, поставить под контроль охранки - всего этого Новицкий вместить не мог... В этом отвращении к "зубатовщине" была, наверное, своего рода моральная правота. Но зубатовцы в начале XX века шли от успеха к успеху, а Новицкому Киевский комитет РСДРП послал к 25-лет нему юбилею службы во главе ГЖУ издевательское поздравление "с глубокой благодарностью за полезную деятельность", позволившую социал-демократам "стать на ноги, окрепнуть и развернуть деятельность во всей ее нынешней широте"./6/ В то же время главный оппонент генерала, начальник киевской охранки, зубатовец А.И. Спиридович, пользуясь своими методами, арестовал главу Боевой организации эсеров Гершуни. Новицкий, судя и по его воспоминаниям, и по запискам самого Спиридовича, ужасно переживал подобную "несправедливость", ревновал, устраивал формально подчиненному ему начальнику охранки сцены - и, в конце концов, вынужден был подать в отставку, В своих мемуарах генерал, естественно, рисует себя жертвой зубатовских интриг, направленных против него - самого честного и бескомпромиссного защитника устоев Российской империи. Нельзя сказать, что, обратившись к запискам одного из самых последовательных и удачливых зубатовцев А.И. Спиридовича мы можем найти более глубокие размышления о причинах надвигающегося хаоса. Несомненно, что Спиридович, так же, как и его наставник, куда более трезво, чем Новицкий оценивал революционное движение, несравнимо больше о нем знал, лучше его понимал. Другими словами он был в куда большей степени, чем незадачливый начальник ГЖУ профессионалом, способным успешно решать конкретные задачи политического сыска. Ho, нам представляется, что этот профессионализм нередко застилал Спиридовичу глаза - так же, как самому Зубатову и многим его сотрудникам, заставляя верить, что с помощью провокации и иных манипуляций подобного типа можно решить чуть ли не все глобальные проблемы бытия Российской империи. Особенно ярко подобный подход сказывается в отношении Спиридовича к зубатовщине (полицейскому социализму), а затем и к гапоновщине, Все эти, в сущности, бесперспективные манипуляции рабочей массой оцениваются им, безусловно, положительно, как искреннее стремление Зубатова "поставить ни широкое профессиональное движение в России"/7/ (под своим, естественно, контролем). Все было бы совсем хорошо, и рабочие обрели бы верноподданнические взгляды, и революции в России не было бы, кабы... Причины конечной и очевидной неудачи в этом "благородном деле" Спиридович указывает различные, но исключительно субъективного характера: недосмотрели, недоработали, не на того человека поставили (Шаевич в Одессе), а главное - начальство никудышнее. Вот по отношению к начальству и по своей линии - департамент полиции, - и к высшему - Витте, Плеве, Святополк-Мирский - у Спиридовича претензии самые серьезные. Не смогло это начальство или не захотело оценить светлых идей Зубатова, "всё сразу обрушилось на него"/8/ при первых неудачах - и погубило прекрасное начинание. Подобные же претензии Спиридович постоянно предъявляет к начальству и в отношении своей непосредственной сыскной деятельности: не дают нормально работать, "правая рука не знает чего хочет левая" и, вообще, "походило на сумасшедший дом"/9/. Во многих конкретных случаях подобные оценки Спиридовича, неверное, вполне справедливы - но, ведь, и начальство-то с ума сходит не случайно... В целом, при всем внешнем противостоянии двух авторов, их воспоминания схожи в главном: в неумении или нежелании трезво оценить ситуацию. В конечном итоге точка зрения: Зубатов развалил Российскую империю, не так уж далеко от точки зрения: Российская империя пала от того, что Зубатову и его сотрудникам не дали, как следует, развернуться... А.В. Герасимов, один из самых дельных работников сыска, сумевший, в частности, даже Азефа на какое-то время поставить под свой полный контроль, т.е. сделать действительно полезным сотрудником, в своих оценках кризисной ситуации выказывает, по нашему представлению, куда более глубокое понимание сути дела. Прежде всего, он здраво оценивает органичность революционных потрясений в России, их обусловленность нерешенными проблемами русской жизни. И оценка Герасимовым представителей высшей власти тесно связана с тем, понимают они эту взаимосвязь или нет. Так, Плеве, импонирующего ему решительностью и профессионализмом - "Он был крупный человек и знал, куда шел и чего хотел" - Герасимов оценивает все же отрицательно, исходя из полной бесперспективности избранного им пути. "Плеве был одушевлен тогда одной идеей: никакой революции в стране нет. Все это выдумки интеллигентов. Широкие массы рабочих и крестьян глубоко монархичны. Надо выявить агитаторов и без колебаний расправиться с революционерами"/10/. Это, ведь, точка зрения Новицкого, да и Спиридович недалеко от нее ушел. Но куда страшнее этой "упёртости" Плеве, по мнению Герасимова, та слабость и неуверенность, которой характеризовалась внутренняя политика при его преемниках. "С ужасным концом Плеве начался процесс быстрого распада центральной власти в империи, который чем дальше, тем больше усиливался. Все свидетельствовало об охватившей центральную власть растерянности"/11/. Именно эта "растерянность", не будучи главной причиной революции, чрезвычайно способствовала ее развитию. По твердому убеждению Герасимова, власть не должна уступать революции, делая все возможное, чтобы противостоять ее давлению. Здесь он сторонник решительных и жестких мер - и не только в теории: именно Герасимов, в качестве начальника Петроградской охранки, с блеском провел ликвидацию Совета рабочих депутатов, проведя в два дня несколько сотен обысков и арестов. Герасимов убежден: уступки революционному движению неизбежно приводят к его дальнейшему развитию - вплоть до полного хаоса... Порядок нужно наводить любой ценой. Но затем, для того чтобы его сделать прочным - "желательны реформы". Исходя из этого соображения, Герасимов с видимой симпатией описывает деятельность Витте в 1905 году - что в охранных кругах случай уникальный. Но главный герой Герасимова - это, безусловно, Столыпине. "Уже во время первого свидания Столыпин произвел на меня самое чарующее впечатление, как ясностью своих взглядов, так и смелостью и решительностью своих выводов". Работа под руководством этого главы правительства "принадлежит, - писал Герасимов, - к самым светлым, самым лучшим моментам моей жизни"/12/. Все это более чем естественно: и темперамент, и, главное, убеждения начальника и подчиненного полностью совпадали. Под знаменитыми словами Столыпина: "Революция болезнь не наружная, а внутренняя и вылечить ее только наружными средствами невозможно" - Герасимов, вне всяких сомнений, готов был подписаться обеими руками. Желательны были реформы. С этих позиций понятно резко отрицательное отношение к "безответственному" черносотенству; понятно восприятие им Распутина и распутинщины, как "нового врага, не менее страшного, чем революционеры. Эти силы, в конечно итоге, взяли верх над кумиром Герасимова. После смерти Столыпина была предопределена и его отставка. Более того, была предопределена революция. Вот эту горькую предопределенность Герасимов, несомненно, ощущал очень хорошо - и хорошо сумел передать в своих воспоминаниях. Ключевым, в этом отношении, в них является, пожалуй, следующий эпизод: в 1909 году Столыпин "с удивлением и большой горечью" рассказал Герасимову, как при высочайшей аудиенции в ответ на его слова о том, что революция окончательно подавлена и царю, лично не грозит уже никакая опасность, Николай "с раздражением" заявил: "Я не понимаю, о какой революции вы говорите. У нас, правда, были беспорядки, но это не революция... Да и беспорядки, я думаю, были бы не возможны, если бы у власти стояли люди более энергичные и смелые..." /13/ Мне представляется, что воспоминания Герасимова вплотную подводят нас к пониманию того, в какой сложной, практически безысходной ситуации оказались деятели политического сыска, среди которых было немало умных, дельных людей - в начале XX века. Им приходилось вести борьбу, в которой они были заведомо обречены на поражение. Как бы успешно охранники не проводили ту или иную операцию, ликвидируя тех пли иных противников режима - с революцией им справиться было не дано. Она порождалась объективными причинами, которые, по сути своей, были вне ведения, вне компетенции политической полиции. Охранка-то в это время работала очень хорошо: владела почти исчерпывающей информацией о своих противниках, умело манипулировала ими, в большинстве случаев добивалась поставленных перед собой конкретных целей. Но для того, чтобы выйти из кризисной ситуации нужно было выкорчевать корни революции - решить нерешенные проблемы русской жизни... Эту задачу должна была выполнить государственная власть - вся, в совокупности всех своих структур и отдельных функционеров, - которая оказалась к этому совершенно неспособна. |
1. В.Д. Новицкий. Из воспоминаний жандарма. M., 1991, c.44. 2. Там же. С.86. 3. Там же. 4. Там же, с. 172. 5. См. по этому поводу воспоминания В.В. Водовозова, принимавшего активное участие в деятельности киевских социал-демократов, который полностью отказывает Новицкому в каких бы то ни было "сыщицких талантах".Там же. С. 21-30. 6. Там же. С.29. 7. А.И. Спиридович. Записки жандарма. М., 1991. С. 103. 8. Там же. С.105. 9. Там же. С.183. 10. А.В. Герасимов. На лезвии с террористами. М., 1991, с.20. 11. Там же. С.16. 12. Там же. С.75. 13. Там же. С.146. |
|