Бурное революционизирование пролетарских и трудящихся масс крестьянства раздробило, разрушило социальную основу мелкобуржуазных партий.

Подталкиваемые общим революционным подъемом, эсеро-меньшевистские лидеры после разгрома Корнилова явились в Зимний дворец и потребовали от имени своих партий вывода кадетов из правительства. Но массовое движение уже вышло из границ, приемлемых для мелкобуржуазных партий: выключением кадетов из числа членов правительства невозможно было остановить растущую революцию под лозунгом «Вся власть советам». Организующая сила этого лозунга все крепче соединяла массы. Эсеро-меньшевики решили спешно строить другую плотину, которая сдержала бы революционное движение [437] и затем отвела его в другое, менее опасное русло.

Первого сентября состоялось объединенное заседание Всероссийского центрального исполнительного комитета советов и исполнительного комитета советов крестьянских депутатов. Напуганные революцией лидеры мелкобуржуазных партий противопоставили лозунгу «Вся власть советам» созыв общедемократического съезда.

«Брать всю власть в свои руки — преступление перед революцией»{633}, заявил на объединенном заседании лидер меньшевиков

Скобелев, а Церетели, только два часа тому назад требовавший от Керенского устранения кадетов из правительства, снова выступил с защитой коалиции с буржуазией.

Спеша отгородиться от революции, Авксентьев, лидер эсеров, обрушился на комиссию Всероссийского центрального исполнительного комитета советов, вызвавшую войска из Финляндии для борьбы с Корниловым, и резко выступил против вооружения рабочих. В припадке паники Авксентьев выболтал, что меньшевики и эсеры плелись в хвосте революции и приняли участие в борьбе с Корниловым только потому, что боялись отстать от ушедших вперед масс.

Заседание приняло резолюцию о созыве съезда «всей организованной демократии и демократических органов местного самоуправления, который должен решить вопрос об организации власти, способной довести страну до Учредительного собрания»{634}.

Демократический съезд — вот та плотина, которая должна была приостановить революционный подъем или отвлечь его в сторону.

Съезд, или, как его называли, Демократическое совещание, собрался 14 сентября. Меньшевики и эсеры постарались всячески ослабить представительство рабочих и крестьянских масс, расширив число делегатов разных мелкобуржуазных и буржуазна

пых организаций. Советы рабочих и солдатских депутатов послали 230 человек, и почти столько же мест (200) получили недемократические земства. Профсоюзы получили 100 мест, а кооперация, целиком находившаяся в руках эсеро-меньшевиков, послала 120 человек. Всем армейским организациям многомиллионного фронта дали 83 голоса, а реакционному казачеству предоставили 36 голосов. На съезд пригласили представителей офицеров, духовенства, «междупартийного союза», скрывавшего уже под одним своим названием определенно реакционные группы. Словом, постарались всячески подтасовать состав Демократического совещания, лишь бы оставить в меньшинстве революционные элементы.

Как ни усердно хлопотали «герои подлога» — так заклеймил Ленин эсеров и меньшевиков, подтасовавших съезд. Плотина оказалась недостаточно прочной: на съезде за коалицию с буржуазными партиями высказались 766 делегатов, против — 688, воздержались — 38.

Мало того, в президиум поступили для голосования две поправки специально по вопросу о коалиции:

1) «За пределами коалиции остаются те элементы как кадетской, так и других партий, которые причастны к корниловскому заговору».

2) «За пределами остается партия «народной свободы»{635}.

Принятие первой поправки исключало полностью возможность коалиции с буржуазией, ибо нельзя было найти ни одной буржуазной партии, не связанной так или иначе с заговором Корнилова. Меньшевики и эсеры в поисках лазейки для всяких маневров решили голосовать за вторую поправку. Но уловка не удалась: за первую голосовало подавляющее большинство в 798 голосов, против — 139 при 196 воздержавшихся. Съезд явно колебался влево. При [439] голосовании резолюции в целом только 183 делегата подняли руки «за», против высказались 813 и 80 воздержались.

Мелкая, крохоборческая возня оказалась напрасной: массы ушли так далеко влево, -что даже подтасованный Демократический съезд провалил коалицию с кадетами.

Политиканы решили тогда взять «непокорный» съезд измором.

Делегатов обхаживали, уговаривали, обещали им и то и сё, звали на компромисс, лишь бы добиться какой-нибудь уступки. Наконец 20 сентября состоялось заседание президиума Демократического совещания, пополненного представителями партий и групп, на котором политические плясуны решили подвести итог своей карусели: снова против коалиции высказались 60, а за коалицию только 50 человек.

Обработку делегатов пришлось начинать сызнова. Мелкобуржуазные политики выкинули еще одно «коленце». Эсеро-меньшевики временно прекратили атаку по вопросу о коалиции, но предложили выделить из состава Демократического совещания постоянное представительное учреждение — Демократический совет, перед которым должно быть ответственно правительство. Собрание согласилось с этим. По предложению меньшевиков большинство президиума Демократического совещания постановило, что в новый орган включаются на пропорциональных началах представители от всех групп и партий. Тогда ловкие «либерданы» — так рабочие называли меньшевиков по имени двух лидеров — Либер и Дан — подсунули новую поправку: если во вновь формируемое Временное правительство будут введены буржуазные элементы, то и в представительный орган должны быть введены буржуазные партии. Эсеро-меньшевистский трюк удался: поправка была принята 56 делегатами против 48 при 10 воздержавшихся. В тот же вечер Церетели протащил эту же резолюцию и на съезде, «подсластив» для большей верности ее еще в одном месте: в третьем пункте обещалось, что в будущем органе должно быть сохранено преобладание демократических элементов.

Резолюция вышла общипанной, но лакеи выполнили волю буржуазии, протащив хотя и в замаскированной форме идею коалиции. Впрочем, хозяева не сомневались в преданности своих лакеев. Еще во время заседания Демократического совещания Керенский вел переговоры с крупнейшими представителями буржуазных партий — Кишкиным, Бурышкиным, Коноваловым и Третьяковым, приглашая их в правительство. Последние требовали создания «твердой власти». [440]

Центральный комитет кадетской партии, стоявший за спиной торгующихся, поручил Кишкину и Коновалову вступить в министерство при условии, что будущий представительный орган будет назначен правительством, а не избран советами и другими общественно-политическими организациями. Временное правительство, убедившись в полной лояльности Демократического совещания, не имея даже резолюции «либерданов» о коалиции, приняло условие кадетов. Как раз в это время эсеро-меньшевики обещали в резолюции прямо противоположное: правительство должно было отчитываться перед Временным советом Российской республики, или перед Предпарламентом, как назвали орган, выделенный Демократическим совещанием. Получив резолюцию о коалиции, которую «либерданы» после долгих хлопот состряпали на подтасованном съезде, Временное правительство использовало ее целиком для осуществления своих планов. Керенский договорился с кадетами и пополнил состав Временного правительства следующими лицами: А. Коновалов — министр торговли и промышленности и заместитель министра-председателя, К. Гвоздев (меньшевик),г — министр труда, П. Малянтович (меньшевик) — министр юстиции, С. Прокопович — министр продовольствия, профессор М. Бернацкий — министр финансов, С. Оалазкин — министр народного просвещения, Н. Кишкин (кадет) — призрения, С. Смирнов (кадет) — государственного контроля, А. Карташев (кадет) — министр исповеданий, А. Ливеровский — путей сообщения, С. Третьяков — председатель Экономического совета при Временном правительстве, С. Маслов (эсер) — министр земледелия.

Правительство подтвердило, что Предпарламент «образуется из 555 членов, приглашаемых в состав совета Временным правительством по представлениям общественных и политических организаций»{636}. Предпарламенту предоставлялось право обсуждать только те законы, «по коим Временное правительство признает необходимым иметь заключение»{637} Предпарламента.

В итоге, как ни подтасовано было Демократическое совещание, сколько тонких подвохов ни применили эсеро-меньшевики, совещание все же показало наличие политической прострации в рядах соглашателей и полную потерю ими массовой поддержки: эсеро-меньшевики оказались изолированными от масс.

Но на этом не остановился процесс левения трудящихся. Отлив масс от мелкобуржуазных партий повлиял и на состав самих партий: у меньшевиков и эсеров начался раскол. Еще перед самым открытием Демократического совещания — 13 сентября — состоялось [441] чрезвычайно бурное заседание фракции меньшевиков. Обанкротившиеся лидеры обвиняли друг друга в политических ошибках, бичевали себя за допущенные промахи, ссорились и спорили в поисках причин краха меньшевизма и быстрого успеха большевистских идей. На фракции меньшевиков была представлена не единая партия, а по крайней мере три группы, резко выступавших одна против другой. После двухдневных прений 75 членов фракции высказались против коалиции, а 65 — «за». Церетели, таким образом, явно нарушил директиву своей партии, когда официально выступил на съезде за коалицию.

Еще резче проявилось брожение у эсеров. На VII Петроградской губернской конференции, состоявшейся 10 сентября 1917 года, левое крыло эсеров подвергло критике работу Центрального комитета своей партии и при перевыборах губернского комитета получило большинство.

Партии меньшевиков и эсеров раскалывались на две части: низы отходили к революции, а верхи открыто выражали свою преданность буржуазии.

Из эсеровской партии начались массовые выходы рабочих и трудящихся. В партии резко пала дисциплина. Целые группы отказывались подчиняться партийным директивам. Центральный комитет эсеров потребовал, чтобы Савинков явился с ответом по поводу своих связей с Корниловым, но Савинков отказался, получив поддержку большой группы эсеров во главе с пресловутой «революционеркой» Брешко-Брешковской.

Среди эсеров все более крепло левое крыло. Уже на III съезде партии эсеров в мае 1917 года небольшая группа левых опубликовала свою декларацию с протестом против соглашательской политики большинства. Не порывая с партией, левое крыло с мая месяца фактически повело свою независимую от Центрального комитета политику. Во главе левых стало несколько ярких фигур: Спиридонова, Колегаев, Прошьян, Биценко, Натансон, Шрейдер, Камков.

Основные разногласия между левым крылом эсеров и правым шли по вопросу о Временном правительстве и земле. Левые были против коалиции с буржуазией, но и не выдвигали лозунга «Вся власть советам». На советы левые смотрели как на контролирующие органы, повторяя, таким образом, ошибки левых меньшевиков. В аграрном вопросе левые занимали более решительную позицию, выступая за немедленную ликвидацию помещичьего землевладения.

Полное свое разложение партия эсеров скрывала, отколовшихся всячески старались удержать. Когда в эсеровской фракции [442] Предпарламента левое крыло назвало политику партии предательской и покинуло заседание, Центральный комитет эсеров заявил, что с выходом из фракции левые все же остаются членами партии. Но это не могло спасти эсеров, ибо уход рабочих и крестьян из-под влияния эсеров нарастал быстрым темпом. Процесс ухода масс от эсеров, как и от меньшевиков, ускорялся перевыборами советов. Перевыборы же обычно кончались изгнанием из советов соглашателей и переходом советов на сторону большевиков.

Маневры соглашателей оказались обреченными на явный провал.

Пока мелкобуржуазные лакеи старались не за страх, а за совесть одурачить массы, буржуазия и помещики лихорадочно собирали силы для нового удара по революции.

Ленин уже давно подчеркивал, что буржуазия пользуется в борьбе с трудящимися двумя методами.

«Буржуазия во всех странах, — писал он в 1910 году, — неизбежно вырабатывает две системы управления, два метода борьбы за свои интересы и отстаивание своего господства, причем эти два метода то сменяют друг друга, то переплетаются вместе в различных сочетаниях. Это, во-первых, метод насилия, метод отказа от всяких уступок рабочему движению, метод поддержки всех старых и отживших учреждений, метод непримиримого отрицания реформ... Второй метод — метод «либерализма», шагов в сторону развития политических прав, в сторону реформ, уступок и т. д.»{638}

Буржуазия действовала всегда «кнутом и пряником», как образно характеризуются эти два метода. Именно «кнут и пряник» с особой полнотой использовала русская буржуазия накануне Октябрьской революции.

Под непосредственным впечатлением разгрома Корнилова и стремительного роста революционных настроений буржуазия поспешила сделать массам ряд уступок. 1 сентября Временное правительство через шесть месяцев после свержения самодержавия, [443] наконец, провозгласило Россию республикой. Как мало значения придавали этому провозглашению — можно судить по тому, что ни одному из иностранных правительств не было сообщено о новой форме правления: перемена вывески была сделана, так сказать, «для внутреннего употребления», все для той же цели — временного успокоения масс.

Уступив то, что рано или поздно и так было бы сметено революцией, буржуазия снова принялась за большевиков, шедших во главе революционных масс. Щедро посыпались гнусные обвинения в шпионаже, в предательстве. Со страниц буржуазных и мелкобуржуазных газет хлынула клевета против отдельных лидеров большевистской партии. На заводах и фабриках распространялись провокационные листовки, призывавшие пролетариат якобы от имени большевистской партии к немедленному свержению правительства. Ленин писал по поводу этой бешеной кампании:

«Царизм преследовал грубо, дико, зверски. Республиканская буржуазия преследует грязно, стараясь запачкать ненавистного ей пролетарского революционера и интернационалиста клеветой, ложью, инсинуациями, наветами, слухами и прочее и прочее»{639}.

Под злобный лай продажной прессы и истерический визг эсеро-меньшевистских газет буржуазия сделала несколько шагов к переходу в наступление. Генерал Корнилов находился еще на свободе, а «республиканский» генерал-губернатор Пальчинский распорядился закрыть большевистскую газету «Рабочий», требовавшую доведения борьбы с корниловщиной до конца. Большевики, арестованные в дни июльского выступления, еще томились по тюрьмам, а сообщники Корнилова, сотрудники гнуснейшего царистского органа «Новое время», и виднейший вдохновитель контрреволюции Гучков были освобождены из-под ареста, куда их посадили солдаты и матросы.

Правительство смелело все больше. 4 сентября Керенский отдал приказ распустить все комитеты, организовавшиеся для борьбы с Корниловым, и приступить к разоружению всех революционных отрядов. Керенский приказал направить специальную карательную экспедицию генерала Коровниченко в Ташкент, где совет стал фактической властью. Вслед генералу Коровниченко Керенский телеграфировал:

«Предлагаю выехать с возможной поспешностью. Ни в какие переговоры с мятежниками не вступать. Дальнейшие колебания недопустимы. Необходимы самые решительные меры»{640}. [444]

Ни «пряник», ни «кнут», однако, не дали результатов: революционный подъем грозным половодьем разливался по всей стране.

Временное правительство уже явно не справлялось с нарастающей революцией. Требуя от своего исполнительного органа решительной политики, всячески помогая своему правительству, буржуазия исподволь готовила другие меры на случай победы революции. Она объединяла свои силы, собирая их в ударный кулак, одновременно разоружая революционный Петроград.

Буржуазия решает прежде всего подготовить к борьбе казачество. Делегация Совета казачьих войск посетила 3 октября заместителя министра-председателя Коновалова, предлагая выделить казаков на выборах в Учредительное собрание в отдельную [445] избирательную единицу. Временное правительство согласилось, хорошо понимая, что это мероприятие позволит верхам сохранить за собой руководство казацкой массой.

Но революционная обстановка Петрограда, бдительный контроль широких масс, следивших за каждым шагом контрреволюции, делали крайне затруднительной подготовительную работу. Буржуазия решила ускорить разворачивание своих сил в казацких районах.

Седьмого октября Кубанская войсковая рада постановила образовать Юго-восточный союз в составе казачьих войск — кубанского, терского, донского и астраханского, горцев Северного Кавказа и степных народов Донской области и Астраханской губернии. Рада довольно откровенно изложила причины и цель своего постановления. Оно должно было предохранить казацкие территории, «здоровые части государства», от общего развала, создать сильную национальную власть в России для борьбы как с внешним врагом, так и с «анархией внутри страны». Генерал Алексеев, один из вождей контрреволюции, прямо писал в одном из директивных писем из Ставки, что выбранное место —

«район относительного спокойствия и сравнительного государственного порядка и устойчивости... Отсюда... как от масляной капли, начнет распространяться пятно желаемого содержания и ценности»{641}.

Выполняя план буржуазии, Временное правительство на закрытом заседании 4 октября решило бежать из революционного Петрограда в Москву, более близкую к казацким территориям. Боясь, однако, что пролетариат и революционный гарнизон могут помешать бегству, правительство постановило не сообщать о своем решении Предпарламенту, но подготовить общественное мнение путем предварительных переговоров. На заседании между прочим всплыл вопрос, переводить ли Всероссийский центральный исполнительный комитет советов в Москву. Правительство пришло к выводу, что Всероссийский центральный исполнительный комитет — частная организация, препятствовать переезду его никто не станет, но правительство ни в коем случае не берет на себя подыскание для него квартиры. Мелкобуржуазные лидеры советов отслужили свою службу, и хозяева отделывались от них, как от ненужной челяди, пинком ноги.

Опасения Временного правительства оправдались. Партия большевиков оказалась на страже. Она разъяснила массам маневр правительства, поставившего своей задачей сдать революционную столицу германским войскам, как недавно была сдана Рига, [446] немецкими штыками раздавить революцию в Петрограде, а затем приняться за подавление революции во всей стране.

Именно этот план буржуазии и выболтал Родзянко. Выступая на съезде «общественных деятелей» в Москве с предложением сдать Петроград, Родзянко так объяснял необходимость этой меры: «Опасаются, что в Петрограде погибнут центральные учреждения. На это я возражал, что очень рад, если все эти учреждения погибнут, потому что кроме зла России они ничего не принесли... После сдачи Риги там (т. е. в Риге. - Ред.) водворился такой порядок, какого никогда не видали: расстреляли десять человек главарей, вернули городовых, город в полной безопасности, освещен»{642}. Революционные рабочие и солдаты столицы выступили с решительным протестом. Под давлением масс вновь заметались мелкобуржуазные посредники, уговаривая правительство отказаться от переезда в Москву.

Маневрируя, Временное правительство снова пустило в ход «пряник». 6 октября, в самый разгар протестов против эвакуации, правительство постановило распустить IV Государственную думу — влиятельный очаг контрреволюции. Разгона этого черносотенного гнезда рабочие требовали давно, с первых же дней революции. Возмущение действиями правительства было настолько велико, что Керенский вынужден был 12 октября явиться на заседание Предпарламента, в комиссию по обороне, и заявить, что он не только не собирается уезжать из Петрограда, но даже созовет в нем и Учредительное собрание. Комиссия приняла успокоительную резолюцию, обещавшую от имени правительства защищать Петроград до последней возможности, и предложила Керенскому срочно обратиться с соответствующим воззванием к населению.

Пока в Предпарламенте Керенский бил себя в грудь, клянясь в верности революции, за кулисами продолжалась подготовка к бегству из столицы. Именно в этот день канцелярия Временного правительства разработала план эвакуации. Если даже канцелярия была готова к отъезду, можно себе представить, как далеко зашло выполнение плана.

На следующий день, 13 октября, Керенский уже на заседании самого Предпарламента, опровергая слухи о бегстве правительства из Петрограда, заявил, что печать извратила намерения правительства, которое будто бы никогда и не обсуждало «вопроса о возможности сдачи Петрограда врагу»{643}. Так на виду у всех лгали, изворачивались, клеветали, успокаивали, а втихомолку настойчиво готовили сдачу столицы! [447]

Обнаглевшая контрреволюция открыто выступила со своей программой. 30 сентября в Москве состоялось заседание совета «совещания общественных деятелей», избранного еще до корниловской авантюры на I съезде «общественных деятелей», объединявшем все силы по борьбе с «анархией». На 12 октября был намечен новый съезд «общественных деятелей». М. Родзянко, один из активнейших руководителей «совещания», говорил о съезде: «Я приписываю огромное значение предстоящему 12 октября съезду «общественных деятелей», который должен открыто, громко и мужественно сказать все, что происходит. Он должен сказать, что власти нельзя сидеть между двух стульев. Или большевики или министерство спасения!»{644} Родзянко открыто признал, что главной задачей «совещания» является прежде всего ликвидация большевизма. Под этим лозунгом проходило все второе «совещание общественных деятелей». На «совещании» выступали генералы Брусилов и Рузский. Оба указывали на разруху в армии и требовали решительных мер борьбы.

Генерал Брусилов призывал к организации, к объединению всех, кто желает «порядка»:

«Когда вы будете сорганизованы и сильны, вас будут уважать и бояться, и придет тот порядок, которого все мы так жаждем»{645}.

Об организации своих сил говорил и первый докладчик на съезде А. С. Белоруссов. Обсуждавшиеся вопросы в сумме своей дали всю программу контрреволюции.

«Первая и основная задача, — говорил докладчик, — увеличить организованность тех элементов, которые объединяются в совещании, обратить тот зародыш, который существует теперь, в густую сеть, покрывающую всю страну и объединяющую всех государственно и национально мыслящих»{646}.

По земельному вопросу выступил представитель Всероссийского союза землевладельцев Димитренко, потребовавший от правительства решительной борьбы с крестьянским движением. Контрреволюция отказалась не только от какого бы то ни было решения аграрного вопроса, но и настаивала на сохранении всех земель за помещиками. Союз землевладельцев требовал от Временного правительства:

1) чтобы оно в спешном порядке издало закон о вознаграждении помещиков за убытки от крестьянских погромов;

2) отказалось от института выборных комиссаров и назначало комиссаров на места из центра с ответственностью только перед центральной властью; [448]

3) чтобы комиссарам была обеспечена возможность охранять личность и имущество граждан, для чего им должна быть предоставлена реальная сила.

По военному вопросу делегаты «совещания» выдвинули ту же программу, что и Корнилов: восстановление власти генералитета и ликвидация комиссаров и армейских комитетов. «Совещание» потребовало немедленно восстановить отдание воинской чести, восстановить дисциплинарную власть начальства всех степеней. Резолюция требовала очистить корпус офицеров от «позорящего его элемента, который в последнее время участвует во всех движениях солдатских масс»{647}. Делегаты «совещания» требовали признать за союзом офицеров армии и флота права государственного учреждения. Контрреволюционеры требовали от Временного правительства вернуть в армию генералов и офицеров, уволенных после Февральской революции.

Таким образом, по основным вопросам текущей политики «совещание общественных деятелей» приняло решения, полностью совпадающие с предложениями Корнилова.

Съезд не только восстановил программу Корнилова, но и наметил форму организации, могущей обеспечить выполнение намеченной программы.

«Выход один, — говорил на съезде докладчик по вопросу о местном самоуправлении, — приостановка конституционных гарантий и переход на время к тому, что именуется исключительным положением. Выход тяжкий, но в иные моменты — неизбежный. Но это военное положение не может, конечно, вводиться местными органами, хотя бы и именовались они советами рабочих депутатов или иными органами так называемой революционной демократии... Такое положение [149] должно быть твердо нормировано законом и должно осуществляться одним лицом»{648}.

Военная диктатура — вот что должно было спасти страну от революции.

Одновременно со съездом «общественных деятелей» заседали в Москве съезд кадетской партии, съезд городов и кооперации. Их делегаты принимали участие в съезде «общественных деятелей», программа которого стала программой всей контрреволюции. Достаточно привести содержание одной только кадетской платформы, разработанной Милюковым, чтобы получить ясную картину требований врагов народа:

1. Война до победного конца в согласии с союзниками. Отказ от каких бы то ни было антианнексионистских демократических заявлений, даже в духе эсеро-меньшевистского наказа.

2. Восстановление боеспособности армии: путь к этому — сведение функций армейских комитетов к хозяйственным и культурно-просветительным, установление дисциплинарной власти начальников.

3. Единство власти и независимость ее от советов.

4. Сила и военный характер власти, б. Восстановление власти в провинции. 6. Независимый суд.

Опубликовав свою программу, корниловцы приступили к выведу революционных войск из Петрограда на фронт. Штаб Петроградского военного округа разослал приказ о переформировании и отправке на фронт частей гарнизона Петрограда под предлогом неотложных военных нужд.

Не удалось бежать из революционной столицы — решили очистить ее от революционных войсковых частей и тем развязать себе руки. Что дело шло именно о развязывании рук, а не об обороне, это подтверждает переписка между военным министром и главнокомандующим Северного фронта.

«Инициатива присылки войск петроградского гарнизона, — отвечал в секретной телеграмме командующий Северным фронтом генерал Черемисов военному министру и начальнику штаба генералу Духонину, — шла от вас, а не от меня. На ваше предложение... я ответил согласием и просил прислать все боеспособные части. Когда выяснилось, что части петроградского гарнизона не желают идти на фронт, т. е. что они не боеспособны, то я в частном разговоре с вашим представителем — офицером — сказал, что ввиду обнаруженного этими частями нежелания идти на фронт они с оперативной точки зрения не явятся находкой для нас, [450] так как, невидимому, с ними будет много хлопот... но ввиду выражаемого вами желания отправить их на фронт я не отказывался от них и не отказываюсь от них теперь, если вы по-прежнему признаете вывод из Петрограда необходимым...» Генерал, в распоряжение которого посылали войска, откровенно заявил, что эти части не представляют ценности для целей обороны, но он примет их только потому, что правительству нужно избавиться от них.

Новая мера правительства вызвала в народе еще более резкий отпор, чем попытка бежать из Петрограда. Полки отказались выполнить приказ штаба, а некоторые, например, Финляндский резервный полк гвардии, выразили недоверие Временному правительству и потребовали передачи власти советам.

В борьбе против провокационной политики Временного правительства еще раз сказался предательский характер соглашателей. Получив недавно пинок при подготовке бегства правительства, они, как побитые собаки, снова полезли лизать хозяйский сапог. 9 октября, в день опубликования приказа о выводе войск из Петрограда, собрался исполнительный комитет Петроградского совета, где эсеро-меньшевики (13 голосов против 12) протащили резолюцию, призывавшую гарнизон «энергично готовиться на случай необходимости вывода частей гарнизона из Петрограда для защиты подступов к нему»{649}. Для организации защиты столицы эсеро-меньшевики рекомендовали выбрать комитет революционной обороны.

Вслед за заседанием исполнительного комитета немедленно собрался Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Делегаты подавляющим большинством отвергли меньшевистскую резолюцию и приняли предложение большевиков:

«Правительство Керенского губит страну... Спасение Петрограда и страны — в переходе власти в руки советов...»{650}

Двенадцатого октября на закрытом заседании исполнительного комитета Петроградского совета всеми голосами против двух возражавших меньшевиков постановлено: войск не выводить из Петрограда и организовать Военно-революционный комитет советов. По положению, тут же утвержденному, в задачи Военно-революционного комитета входило: определение минимума сил, необходимых для обороны столицы и не подлежащих из нее выводу, учет и регистрация гарнизонов Петрограда и его окрестностей, охрана города от контрреволюционных погромов, поддержание в рабочих массах и солдатах революционной дисциплины, вооружение рабочих. В состав Военно-революционного комитета должны были войти президиумы Петроградского совета и солдатской [451] секции, представители ряда военных, рабочих и партийных организаций. Решено было организовать при Военно-революционном комитете гарнизонное совещание для связи с частями. 13 октября солдатская секция совета большинством 283 при одном против и 23 воздержавшихся утвердила проект организации Военно-революционного комитета.

Обороняясь от провокационного нападения контрреволюции, революция вступила на путь наступления. Вооружение рабочих и создание Военно-революционного комитета означали подготовку атаки на буржуазное правительство.

Временное правительство так это и поняло. В ту же ночь 13 октября на заседании правительства было сообщено об образовании Военно-революционного комитета. Главнокомандующий Петроградского военного округа Полковников доложил, как прошел день в казармах и рабочих кварталах. Было постановлено: принять ряд мер к охране столицы, выступление большевиков подавить вооруженной силой, поездку Керенского на фронт отложить.