Революционное народничество 70-х годов XIX в. и царский суд /

Б. В. Виленский.

Революционное народничество 70-х годов XIX в. и царский суд

Б.В. Виленский

доктор юридических наук

Революционные народники подвергли уничтожающей критике судебную систему царизма, в частности реформу от 20 ноября 1864 г., показали ее классовую сущность и антинародную направленность. Наиболее полно это сделал видный революционер-народник И. Н. Мышкин в заявлениях обер-прокурору правительствующего сената. «Побывав в Сибири, — писал он, — я еще более убедился в ничтожестве реформ, со­вершенных в последнее время, а следовательно, и в необходимости стремиться к бо­лее радикальному улучшению общественного быта. Известно, что наиболее востор­женных похвал после уничтожения крепостного права вызвало введение гласного су­допроизводства с присяжными. Но Сибирь доказала мне, что восторгаться этой реформою могут только лица, знакомые лишь с внешней стороной суда, интересующиеся участью подсудимого только до произнесения судебного приговора...».1

Далее И. Н. Мышкин указывал, что новый порядок судопроизводства нисколько не отразился на широте административного произвола полиции и жандармов, что положения судебных уставов о неприкосновенности личности, которая может быть осуждена только судом, о гласности судопроизводства и т. д. являются пустой декла­рацией. «Теперь, как и прежде, — продолжал он, — когда над Россией еще не сияло „солнце, именуемое судебными уставами 1864 г.", российские граждане нисколько не гарантированы от произвола администрации; ни личность, ни дом их не пользу­ются правом неприкосновенности; во всякую минуту их могут подвергнуть обыску, посадить в тюрьму, сослать на поселение».2

И. Н. Мышкин утверждал, что приговор суда не имел никакого практического значения для личности в пореформенной России: «В Сибири я видел людей, оправдан­ных судом и сосланных потом администрациею в такие места, где жизнь хуже, чем на каторге, в Сибири я видел людей, пробывших на каторге полное число лет, опре­деленных судом, и которых, однако, администрация по собственному произволу про­должает держать в таком же положении, как каторжников, в Сибири я видел людей, сосланных без всякой вины, по капризу администрации...».3 И. Н. Мышкин показал продажность подавляющего большинства царских судебных чиновников, их полную зависимость от администрации, которая диктует судьям угодные ей приговоры. Он доказал, что в России действительной независимости суда нет.4 И. Н. Мышкин не видел никакой существенной разницы между судом дореформенным и судом, образо­ванным на основе уставов от 20 ноября 1864 г.: и тот, и другой были учреждениями, созданными самодержавной властью в своих интересах.

Критика судебной реформы народниками 70-х годов продолжала линию, наме­ченную революционерами-демократами 60-х годов. Вместе с тем в их позициях име­ются значительные различия.

Революционно-демократический лагерь 60-х годов, руководимый лондонским цент­ром А. И. Герцена и Н. П. Огарева, а также Н. Г. Чернышевским и его соратниками в России, не только подверг критике судебную систему царизма, не только показал ее враждебность народу, но и выдвинул конкретную программу борьбы за суд, отве­чающий интересам народных масс. В работах Н. П. Огарева, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Серно-Соловьевича была дана развернутая характеристика структуры той су­дебной системы, которую надлежало создать всенародно-представительному Земскому собору после ликвидации царского самодержавия. Революционеры-демократы имели свою судебную программу, которая, как представляется, была составной частью про­граммы «Земли и воли».

Народники не имели цельного плана борьбы за такой суд, такую систему от­правления правосудия, которую следовало дать стране. В записке П. А. Кропоткина «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» имеются общие указания на то, что «провинности каждого судятся в той артели, куда он приписан, по совести.».5 Это свидетельствует о том, что народники отрицали необходимость су­ществования какой-либо судебной системы вообще, считая, что община, артель, кол­лектив тружеников должны осуществлять .судебные функции в отношении своих чле­нов. Они отрицали также и необходимость законов, регулирующих порядок рассмот­рения дел.

Такая позиция народничества непосредственно вытекала из признания само­бытности русского экономического строя и крестьянина с его общиной, из рассужде­ний об особом укладе русской жизни, а также из весьма распространенных анар­хистских взглядов, отрицавших необходимость государства и его органов, в частности судебных. Все это и определило игнорирование народничеством специальной судебной системы и процессуального законодательства и привело их к выводу, что судебные функции вполне могут осуществляться общиной, артелью, руководствующимися в сво­ей деятельности не нормами права, а морально-этическими принципами.

Взгляды народников на суд были составной частью их мелкобуржуазного ми­ровоззрения. Обращаясь к источникам народничества, В. И. Ленин отмечал, что от­сталость страны явилась той питательной почвой, на которой возникло и развилось это движение, что «преобладание класса мелких производителей в пореформенной капиталистической России» обусловило прочность различных отсталых учений соци­ализма.6 Он далее подчеркивал, что мелкобуржуазные теории народничества реакци­онны, поскольку они выступают в качестве социалистических.7 Однако В. И. Ленин был против отрицания революционного значения народничества 70-х годов. «Ясно, — писал, он, — что марксисты должны заботливо выделять из шелухи народнических утопий здоровое и ценное ядро искреннего, решительного, боевого демократизма кре­стьянских масс».8 Он показал, «что эти теории выражают передовой, революционный мелкобуржуазный демократизм, что эти теории служат знаменем самой решительной борьбы против старой, крепостнической России».9 В. И. Ленин назвал народников 70-х годов предшественниками русских марксистов, с беззаветной решимостью и энергией боровшихся с царизмом.10

Наступательный революционный демократизм народничества в полной мере про­явился на известных политических процессах 70-х годов. Организованные царизмом для того, чтобы в гласном судебном разбирательстве дискредитировать революцию и ее сторонников и всемерно оправдать репрессии против революционеров, эти политические процессы были превращены народниками в мощный рупор пропаганды своих идей. Скамья подсудимых стала трибуной, откуда звучали пламенные речи Петра Алексеева, Ипполита Мышкина, Софьи Бардиной и многих других замечательных борцов против деспотизма и угнетения народа.

Уже на первом политическом процессе (дело нечаевцев), проходившем в Петер­бургской судебной палате в июле—сентябре 1871 г., подсудимые-революционеры, ис­пользуя провозглашенную судебными уставами от 20 ноября 1864 г. гласность, широ­ко излагали свои политические убеждения и обрушились на существующий общест­венный и государственный строй. В донесении агента III отделения от 11 июля 1871 г. отмечается, что подсудимые «высказывают чисто социалистические и даже коммунисти­ческие воззрения, подробно развивают мысли о негодности настоящего общественного строя... словом, выступают апостолами нового социального и политического учения, впервые заявляемого громогласно, апостолами, готовыми принять за свою веру мучени­ческий венец... Роли переменились: не общество и государство в лице суда являются обвинителем, а, напротив, они становятся обвиняемыми и обвиняются с силой и крас­норечием фанатического убеждения, как бы напрашивающегося на мученичество»."

Еще более яростные схватки с царизмом развернулись на процессе 50-ти в февра­ле—марте 1877 г., где перед особым присутствием сената проходила группа револю­ционной народнической молодежи, создавшей «Всероссийскую социально-революцион­ную организацию».12 Это была достаточно сплоченная народническая группа, смело бросившая вызов царскому деспотизму, открыто заявившая о своих революционных целях. Присутствовавшие в зале судебного заседания были потрясены героизмом и са­моотверженностью революционной молодежи. «Подсудимые, — писал М. Коваленский, — не признавая царского суда судьей в исторической тяжбе между правитель­ством и революцией, старались использовать суд для пропаганды своих идей через головы царских судей, задачей их было — доказать всему свету, что положение на­рода в России безвыходно, что на реформы сверху не может быть больше надежды, что единственный возможный выход — революция».13

На этом процессе прозвучали речи П. Алексеева и С. Бардиной, имевшие огром­ное значение в дальнейшем революционном воспитании народа. Особенно выделялась своей страстностью, верой в неизбежность революции и гибель самодержавного дес­потизма речь П. Алексеева, которую В. И. Ленин назвал «великим пророчеством русского рабочего-революционера».14 П. Алексеев говорил от имени «миллионов лю­дей рабочего населения» и гневно изобличал реформу 19 февраля 1861 г. «Мы по-прежнему остались без куска хлеба, с клочками никуда не годной земли, и перешли в зависимость к капиталисту».15 На ярких примерах он показал жесточайшую экс­плуатацию рабочих, их нищенское, полузабитое существование, бедственное положе­ние детей трудящихся и закончил свою речь словами: «поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!».16

С. Бардина говорила, что задачи пропагандистов, идущих в народ, — внести в его сознание идеалы лучшего, справедливого общественного строя. Мы стремимся, продолжала она, уничтожить привилегии, обусловливающие деление людей на классы имущих и неимущих. «Наступит день, когда даже и наше сонное и ленивое общество проснется и стыдно ему станет, что оно так долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать из своей среды братьев, сестер и дочерей и губить их за одну только свободную исповедь своих убеждений... за нами сила нравственная, сила ис­торического прогресса, сила идеи, а идеи... на штыки не улавливаются».17

Эмоциональное воздействие речей Алексеева и Бардиной было настолько силь­ным, что это признавали и представители правительственной верхушки. Министр ино­странных дел А. М. Горчаков упрекал министра юстиции за допущенную гласность процесса: «Вы думали убедить наше общество и Европу, что это дело кучки недо­учившихся мечтателей, мальчишек и девчонок и с ними нескольких пьяных мужиков, а между тем вы убедили всех, что... это люди вполне зрелые умом и крупным само­отверженным характером, люди, которые знают, за что борются и куда идут... те­перь вся Европа знает, что враги правительства не так ничтожны, как вы это хотели показать».18

С. М. Степняк-Кравчинский писал: «До этого процесса социалистов знала толь­ко молодежь... И вот разражается процесс 50-ти. Перед изумленной публикой прохо­дят лучезарные фигуры девушек, которые со спокойным взором и с детски безмятеж­ной улыбкой на устах идут туда, откуда нет возврата, где нет места надеждам — идут в центральные тюрьмы, на многолетнюю каторгу!». Он отмечал далее, что слово П. Алексеева— это «голос той многоголовой, многоязычной массы, которая в недрах своих носит будущее — неведомое, грозное, может быть кровавое.. .».19

Наиболее крупным политическим процессом 70-х годов был процесс по обвинению 193-х участников антиправительственной пропагандистской деятельности, известный под названием Большого процесса.20 Дело рассматривалось особым присутствием сена­та с 18 октября 1877 г. по 23 января 1878 г. Процесс проходил в исключительно острой и напряженной обстановке. А. Ф. Кони в своих воспоминаниях писал: «Тут говорились дерзости суду, явно высказывалось по адресу сенаторов, что их считают холопами и не верят в возможность беспристрастия с их стороны».21

В истории процесса 193-х центральное место занимает речь И. Н. Мышкина. За­явление замечательного революционера о том, что данный процесс — «это не суд, а просто комедия или нечто худшее, более отвратительное, позорное... чем дом терпи­мости, там женщина из-за нужды торгует своим телом, а здесь сенаторы из подлос­ти, из холопства, из-за чинов и крупных окладов торгуют всем, что есть наиболее дорогого для человека»,22 — вызвало горячую поддержку всех подсудимых, присутст­вовавших в зале, громким эхом разнеслось по всей России и далеко за ее предела­ми. И. Н. Мышкин сформулировал мотивы/ которыми руководствовалась народниче­ская молодежь, используя судебную трибуну для разоблачения царского самодержа­вия: «Может ли позорить человека осуждение, произнесенное судом, который при­говаривает на каторгу Новиковых, Радищевых, Чернышевских? Такое осуждение — не клеймо, а удостоверение в принадлежности к числу людей, которые не погрязли окон­чательно в пошлых, мелочных, личных заботах, в погоне за наживой и чинами, а по­святили свои силы, в большей или меньшей степени, на служение обществу».23

И. Н. Мышкин обобщил все преступления и безобразия правительства и бро­сил их в лицо ошеломленным и растерянным представителям власти перед взволно­ванной и пораженной публикой. С. М. Степняк-Кравчинский писал о блестящем по­единке между умом, мужеством, ораторским искусством и жестокостью, насилием, олицетворенными в председательствующем сенаторе Петерсе. «Победа целиком была на стороне ума. Насилие было вынуждено сбросить маску и появиться во всем своем бесстыдстве. И когда представитель правительства, приведенный в ярость своим мо­ральным поражением, прибег к насилию и приказал вывести своего противника... все присутствовавшие и все те, кто позднее читал отчеты о процессе, должны были осу­дить судей и вставали на сторону подсудимого, который, борясь с полицейскими, бро­сал с трибуны клеймящие фразы, показавшие подлинное лицо Петерса».24

И процесс 193-х не оправдал тех надежд, которые возлагались на него цариз­мом. Вместо осуждения и изоляции революционеров он привлек еще большие сим­патии к народнической 'молодежи, способствовал притоку в революцию новых сил, заклеймил царизм и царское «правосудие».

В. И. Ленин и русские марксисты высоко ценили наступательный демократизм народничества 70-х годов, их непримиримую борьбу с самодержавно-бюрократическим строем и помещичье-капиталистической эксплуатацией народных масс. В. И. Ленин считал выдающейся заслугой их попытки поднять народ на революционную борьбу и восхищался самоотверженностью народничества, их беззаветной преданностью делу революции и резкой оппозиционностью русскому либерализму. Именно поэтому рус­ские марксисты видели в плеяде революционеров 70-х годов своих политических пред­шественников по антиправительственной борьбе, несмотря на принципиальные теоре­тические расхождения.25

1Революционное народничество 70-х годов XIX века. Сб. документов и мате­риалов в двух томах, т.1. М., 1964, стр. 181—201.

2Там же, стр. 200.

3Там же, стр. 198.

4См. там же, стр. 200.

5Там же, стр. 79.

6В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 413.

7См. там же, стр. 297.

8В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 22, стр. 121.

9В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 213.

10См.: В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 28.

11Нечаев и нечаевцы. Сб. материалов. М.—Л., 1931, стр. 167.

12Об этом процессе см.: М. Коваленский. Русская революция в судебных процессах и мемуарах. М., Изд. «Мир», 1923; И. С. Джабадари. Процесс пятидесяти. «Былое», 1907, № 10, стр. 187—197; А. Ульяновский. Женщины в процессе 50-ти. Спб., 1906; Государственные преступления в России в XIX веке, т. II. Под ред. Б. Базилевского. Спб., 1906.

       13М. Коваленский, ук. соч., стр. 15.

14В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 377.

15М. Коваленский, ук. соч., стр. 147.

16Там же, стр. 148.

17Там же, стр. 145.

18Цит. по: И С. Джабадари, ук. статья, стр. 193.

19А.А. Корнилов. Общественное движение при Александре II. М., 1909, стр.213 (примечание).

20См.: Стенографический отчет по делу о революционной пропаганде в империи, т. I. Спб., 1878; Государственные преступления в России в XIX веке, т. III; М. Коваленский, ук. соч.,  стр. 166—220; А.  Якимова. Большой процесс, или процесс 193-х. «Каторга и ссылка», 1927, № 8/37, стр.  7—32;  С. Ковалик.  Революционное движение семидесятых годов и процесс 193-х. М., 1925.

21А.Ф. Кон и. Избранные произведения. Воспоминания о деле Веры Засулич. М., Госюриздат, 1956, стр. 531.

22В. Базанов. И. Мышкин и его речь на процессе 193-х. «Русская литература», 1963, №2, стр. 149.

23Революционное народничество 70-х годов XIX века, т. I, стр. 199.

24С. Степняк-Кравчинский об Ипполите Мышкине. Публикация В Антонова. «Русская литература», 1963, № 2, стр. 162.

25См.:Ш.М. Левин. Общественное движение в России в 60—70-е годы XIX века. М., Соцэкгиз, 1958, стр. 312.