|
Приложения
I. ВАРИАНТ ВВЕДЕНИЯ К «АНТИ-ДЮРИНГУ»
Современный социализм,
несмотря на то, что по существу он воз-ник из осознания царивших в
наблюдаемом им обществе классовых противоречий между собственниками и
неимущими, между рабочими и эксплоататорами, — в своей теоретической форме
является прежде всего дальнейшим и более последовательным продолжением
основ-ных принципов, выдвинутых великими французскими просветите-лями
XVIII в., и его первые представители—Морелли и Мабли—не-даром принадлежали
к их числу. Подобно всякой новой теории, он должен был исходить из уже
имевшегося запаса идей, хотя корнями он был связан с материаль-ными
фактами. Великие мужи, подготовившие во Франции умы для восприятия
грядущей могучей революции, сами выступили в высшей степени революционно.
Они не признавали никакого авторитета. Религия, взгляд на природу,
государственный строй, общество — все было подвергнуто беспощадной
критике. Все должно было оправдать свое существование перед судилищем
разума или же от своего суще-ствования отказаться. Мыслящий ум был признан
единственным мерилом всех вещей. Это было время, когда, по выражению
Гегеля, мир был поставлен на голову, — сперва в том смысле, что
человече-ская голова потребовала, чтобы найденные умом положения были
признаны также основой человеческого созерцания, действия, обобществления,
а впоследствии и в том смысле, что, когда действи-тельность была объявлена
противоречащей этим положениям, все было перевернуто вверх дном. Все
существовавшие дотоле государ-ственные и общественные порядки, все
унаследованные от прошлого воззрения были отвергнуты как неразумные и
свалены в одну кучу. Мир в течение прошедшях веков руководился нелепыми
предрас-судками; лишь теперь его озарил яркий свет разума, и все прошлое
заслуживало лишь сострадания и презрения. Теперь мы знаем, что это
царство разума было не больше, как идеализированное царство буржуазии, что
вечная справедливость, которая тогда была прокламирована, нашла свое
осуществление в буржуазной юстиции, что разумное государство, Contrat
Social Руссо, воплотилось в буржуазно-демократическую республику, — и ни
во что другое воплотиться не могло. Великие мыслители XVIII в.—как и
мыслители всех предыдущих веков—не могли выйти из тех границ, которые им
поставила их эпоха. Но рядом с противоречиями между дворянством,
монархией и буржуазией существовало общее противоречие между
эксплоатато-рами и эксплоатируемыми, между неимущими рабочими и богатыми
бездельниками, и вот это давало представителям буржуазии воз-можность
выступать в качестве представителей страждущего
чело-
222
вечества. Ведь уже намечалась — не
выдвигаясь покуда на первый план — протипоположность между рабочими и
капиталистами. Это заставляло отдельные выдающиеся умы углублять свою
критику, требовать равенства не только политических прав, но и
социаль-ного положения, добиваться уничтожения классовых противоречий. В
Сен-Симоне оба направления скрестились; у французских аскетиче-ских
коммунистов второе заняло доминирующее место. Через Оуэна оно в тесной
связи с французским материализмом получило систе-матическое развитие в
стране самого развитого капиталистического производства и порожденных им
общественных противоречий. Это развитие с самого начала было отмечено
этим противоречием. Т. Мюнцер, левеллеры, «Утопия», Томас Мор и т.
д. Новые преобразования общества опять строятся на вечных за-конах
разума и справедливости, которые, однако, как небо от земли, отличаются от
законов буржуазных просветителей. Мир, организо-ванный «просвещением» и
его принципами, тоже неразумен и неспра-ведлив, а поэтому отвергается
наряду со всеми прежними государ-ственными и общественными порядками;
причина же того, что истин-ный разум и истинная справедливость доселе не
правили миром, за-ключается в том, что до сих пор они не были познаны.
Нужно было появление одного гениального человека, который, наконец, пришел
и познал их. Появление его не является необходимым звеном в цепи
человеческого развития, оно — чистая случайность. Он мог бы точно так же
родиться на 500 лет раньше, и тогда бы человечество страдало и
заблуждалось на 500 лет меньше.
II. ПИСЬМО П.
ЛАВРОВУ
Лондон 12 ноября 1874 г.
Дорогой господин
Лавров!
Вернувшись, наконец, из поездки в
Германию, я принялся за вашу статью, которую я прочел с большим интересом.
Посылаю вам мои относящиеся к ней замечания, которые я пишу по-немецки,
что дает мне возможность быть более кратким. 1) Я признаю в учении
Дарвина теорию развития, но способ до-казательства (struggle for life,
natural selection) * Дарвина принимаю лишь как первое, временное,
несовершенное выражение недавно от-крытого факта. До Дарвина именно те
господа, которые теперь везде видят только борьбу за существование (Фохт,
Бюхнер, Молешотт и другие), видели как раз взаимодействие органической
природы, как например, мир растений доставляет животному миру кислород и
пищу и, наоборот, животный мир доставляет растениям углекислоту и
удобрение, как это в особенности доказал Либих. Оба эти взгляда в
известных границах правильны, но оба одинаково односторонни и ограниченны.
Взаимодействие тел природы—как мертвой, так и живой — включает в себе
гармонию и коллизию, и борьбу, и коопе-рацию. Если поэтому так называемый
естествоиспытатель позволяет себе резюмировать все разнообразное богатство
исторического разви-тия в односторонней и сухой формуле: «борьба за
существование», в формуле, которая даже в области природы может быть
принята лишь cum grano salis, то такое отношение само себя осуждает. 2)
Из трех названных убежденных дарвинистов ** внимания за-служивает только
Гельвальд. Зейдлиц в лучшем случае — мелкая величина, Роберт Бир —
романист, роман которого «Drei Mal» («Три раза») только что появился в
журнале «Ueber Land und Meer». И там уместно все его бахвальство. 3) Не
отрицая преимуществ вашего метода критики, который я назвал бы
психологическим, я выбрал бы другой метод. Каждый из нас испытывает на
себе влияние той интеллектуальной среды, в которой он преимущественно
вращается. Для России, где вы лучше меня знаете свою публику, и для
пропагандистского журнала, который обращается к связующему эффекту***, к
нравственному чувству, ваш метод вероятно является самым лучшим. Для
Германии, где ложная сентиментальность уже причинила и продолжает
причинять такой неслыханный вред, он бы не годился, он был бы неправильно
понят, был бы истолкован как сентиментальность. У нас скорее нужна
ненависть, чем любовь, — по крайней мере прежде всего к * [Борьбу за
существование, естественный подбор.] ** [У Энгельса написано латинскими
буквами по-русски.] *** [У Энгельса латинскими буквами написано:
sviazujuscy effecte.]
224
в первую очередь необходим
отказ от последних остатков немец-кого идеализма, восстановление
материальных факторов в их исто-рических правах. Поэтому я бы следующим
образом обрушился на буржуазных дарвинистов, — и может быть в свое время и
сделаю это. Все учение Дарвина о борьбе за существование есть просто
пере-несение из общества в область живой природы учения Гоббса о bel-lum
omnium contra omnes (войне всех против всех) и буржуазно-эко-номического
учения о конкуренции рядом с теорией народонаселе-ния Мальтуса. Проделав
этот кунстштюк (безусловную правиль-ность которого я оспариваю, как уже
было указано в 1 пункте в особенности по отношению к теории Мальтуса),
опять переносят эти же самые теории из органической природы в историю и
затем утверждают, что доказана их верность как вечных законов челове-кого
общества. Наивность этой процедуры бросается в глаза, на это не стоит
тратить слов. Но если бы я хотел подробнее остановиться| на этом, то я
прежде всего назвал бы их плохими экономистами, а затем уже плохими
естествоиспытателями и философами. 4) Самое существенное отличие
человеческого общества от обще-ствa животных состоит в том, что животные в
лучшем случае нако-пляют, между тем как люди производят. Но уже одно это
капиталь-ное отличие делает невозможным простое перенесение законов
животного общества в человеческое общество. Благодаря этому различию
возможно, как вы верно заметили, чтобы человек не только вел борьбу за
существование, но и за наслаждение и за увеличение своих наслаждений... и
был готов отречься от низших наслаждений для высшего наслаждения *. Не
оспаривая ваших дальнейших выводов отсюда, я бы, исходя из своих
предпосылок, сделал следующие выводы: человеческое производство на
известной ступени достигает такой высоты, что могут быть произведены не
только предметы для удовлетворения необходимых потребностей, но и для
удовлетворения потребностей в роскоши, сперва хотя бы и для меньшинства.
Борьбa за существование, — если мы еще на момент оставим в силе эту
категорию, — превращается таким образом в борьбу за наслаждения, не в
борьбу за одни только средства существования, а в борьбу за средства
развития, за общественно производимые средства развития, а к этой ступени
категории из мира животных не могут быть применены. Но если производство в
своей капиталистической форме, как это происходит в настоящее время,
производит гораздо большее количество средств существования и развития,
чем может потребить капиталистическое общество, потому что оно
искусственно отстраняет огромную массу действительных производителей от
пользования этими средствами существования и развития; если это общество
своим собственным законом жизни вынуждается постоянно расширять и без того
уже черезмерное производство и поэтому вынуждено само периодически, каждые
десять лет, уничтожать не только массу продуктов, но и производительных
сил, — то какой же смысл имеет здесь разговор о «борьбе за существование»?
Борьба за существование может еще заключаться в том, что
производящий
*[У Энгельса эта фраза написана латинскими
буквами: celovek vel borjbu ne toljko za suscestwovanie, no za naslazdenie
I za uvelicenie svojich naslazdenij…gotov byidlja vyssego naslazdenija
otrecsja ot nissich.]
225
класс oтнимет
руководство производством и распределением от класса, в руках которого это
руководство находилось до сих пор, но который неспособен уже более
продолжать его, а это уже будет социалистическая революция. Между
прочим уже одного рассмотрения предыдущего хода исто-рии как непрерывной
классовой борьбы достаточно для полного выяснения всей поверхностности
понимания этой истории как незначительной вариации проявлений «борьбы за
существование». Поэтому я никогда не сделал бы такого одолжения этим
псевдонатуралистам 5) По той же причине я соответственно иначе
формулировал бы ваш по существу верный тезис, гласящий, что идея
солидарности для облегчения борьбы могла... вырасти, наконец, до того,
чтобы охватить все человечество и противопоставить его как солидарное
общество братьев остальному миру минералов, растений и живот- ных *. 6)
Но я не могу, наоборот, согласиться с вами, что борьба всех против всех **
была первой фазой человеческого развития. По моему мнению, общественный
инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны.
Первые люди вероятно жили стадами, и, поскольку мы можем углубиться в
глубь веков, мы находим, что так и
было.
17 ноября
Мне опять помешали, и я опять
принимаюсь за это письмо, чтобы отправить его вам. Вы видите, что мои
замечания относят-ся скорее к форме, к методу вашей критики, чем к ее
сущности. Я надеюсь, что вы найдете их достаточно ясными, я писал их
второпях и, перечитывая их, хотел бы изменить некоторые слова, но я боялся
сделать это письмо слишком неудобочитаемым. Шлю вам сердечный
привет.
Ф. Энгельс
* [Последняя фраза у Энгельса написана
латинским шрифтом: cto ideja solidarnosti dlja oblegcenija borjby mogla
vyrosti nakonec do togo, stoby ochwatitj vse celovecestvo i
protivopastavitj jego kak solidarnoje obsestvo braticv ostalnomu miru
mineralow, rasteniy i zivotnych.] ** [В тексте: borjba vsech protiv
vsech.],
[содержание] [примечания]
|
|